Вы зашли на сайт, посвященный поэзии ростовской поэтессы Татьяны Крещенской. Добро пожаловать!
Здесь собрано большинство стихотворений, написанных с 70-х годов и по сей день.
|
стихи 80-х (первая половина) |
… Я
садилась к столу поближе,
Где настольная лампа лижет
Сквозь меня коленкор стола,
И на фоне оконной
ниши
Говорила тому, кто слышит,
С кем еще
говорить могла.
А луна о своем молчала
И
без устали ночь качала,
И вступала в свои права.
Надо было начать сначала
И молчать, где душа
кричала,
И другие искать слова.
…
Пахло холодам и клубникой.
Пахло яблоком, зимним небом.
Пахло новой строкой и телом.
Может спутала
невзначай?
И глядела луна безлико.
Слава
Богу, что все приспело,
И, конечно же, слава Богу,
Были люди в дому и чай.
Было что-то еще. А
может,
Это с вами во мне случится?
Ржавый
гвоздь, как зрачок, в стене.
Только памятью глаз и кожи
Осязаю людские лица,
Отпечатавшиеся во мне.
1981 г.
* * *
Я тебя не
найду колдовское, блаженное слово,
Ты погибель моя на
распутье свинцовых дорог,
Ты обитель моя
дорогого,доподлинно злого,
Потому никогда я тебя не пущу
на порог.
Я тебя узнаю в тишине нищей пагоды лета,
Я тебя
узнаю в тихих омутах сна и страниц,
Где-то там далеко, и
я точно запомнила это,
Ты блуждало в ночи близ
растерянно-каменных лиц.
Ты колдуешь во мне и тайком меня мучаешь, слово,
Так
помучься и ты без руля, без души, без ветрил…
Я
забыла тебя, колдовское, блаженное, снова
В том, кто
как-то шутя мне тебя навсегда подарил.
80-е годы
* * *
Этот мир, где звенит
песок,
Где поныне растет трава,
Тонкий
девичий голосок
Сохранит нам любви права.
Этот мир, что всегда жесток,
На своем пепелище
дня
Сохранит нам любви цветок -
Белый
пламень Его огня.
Этот мир, где взойдет вода,
Забывая нас вновь и
вновь,
Одна мера ему - стыда,
Одна рифма
ему - любовь.
1980 г.
* * *
Пустынно все,
расстроенно и дико,
Как будто мир воспет в последний
раз.
И ты сказал мучительно и тихо:
"Бог
непрестанно мучается в нас".
И вечер был, и ночь светла звездами
И день прошел нечаянно светло,
И мир молчал, и
нас несло волнами,
К иным богам неведомым несло.
80-е годы
* * *
Ты, хотевший хотя бы
братом
Быть мне,братья всегда в чести.
Ты,
любивший меня когда-то,
Я забыла тебя, прости.
Когда жимолость снова грянет,
И сиренью захватит
дух,
Всколыхнётся глухая память
Зыбким
сном, поминая двух.
80-е годы
* * *
Огласованность речи
ночной
На рассвете восходит к дыханью
За
строкой, за рассветной стеной
Нежеланья глаголить
стихами.
И молчанья великая блажь
Проступает в предметах и
тенях,
И уходит ночной ералаш
По рассветным
и шатким ступеням.
80-е годы
* * *
Богохульники и поэты,
Тень от тени, от плоти плоть.
Обнаженных при
ярком свете,
Ты любил нас. За что, Господь?
Я слуга Твоего ли слога?
В отпущенье моих грехов
Дай мне, Господи, хоть немного
Дорасти до моих
стихов.
80-е годы
* * *
Я в осеннее пламя войду
Без единого вздоха и жеста.
В этом тихом,
заглохшем саду
Каждый лист шестигран и божествен.
Я, быть может, спасусь из огня
Этой осени
странной и ржавой,
Только вы не корите меня
Этой
горькой державой.
Здесь заря обжигает крыла
Не для славы и гиблой,
и вящей,
Здесь душа выгорает дотла,
Здесь
любой - из огня говорящий.
Это здесь, и зачем вам моя
Эта заводь старинных
поверий,
Этот бред, эти злые края,
Этот
свет, проходящий за дверью.
И зачем вам такая судьба
Вавилонского книжного
кроя,
Где поныне летают гроба
Над осенней
листвою.
80-е годы
* * *
Содрогнешься, замрешь,
Не осилишь молчанья,
Лишь потом совпадешь
С полосою отчаянья,
Переступишь черту
Не
своей окаянности,
А свою - да не ту,
Не
черту покаянности.
Страх вопьется в мозги
Скользким холодом жала,
И пойдут лишь круги
Там, где совесть лежала,
Всё окинешь вокруг,
Выйдешь боли навстречу,
Уходя от услуг
Человеческой речи.
80-е годы
* * *
Здесь зимы, упавшие
в ноги,
Здесь Музы потерянный след,
Здесь
воплем встает на пороге
Рассвета обугленный свет.
Я это предвидела тайно
От всех, от себя вдалеке,
Обмолвилась только случайно
Однажды в какой-то
строке.
И я расплатилась, как надо,
За всю сопричастность
уму,
За гордость надмирного лада
В высоком
своем терему.
И чем я теперь успокоюсь,
И что на алтарь
возложу?
Я славлю свою обреченность -
Нездешнего
света межу.
80-е годы
* * *
Изболится, изверится,
Выйдет в чистый простор
Бесноватая схимница
Свой вести разговор.
И святой перекрестится,
И погонщик волов,
Все пути перекрестьями
Вздыбят наледи слов.
И кому-то привидится
В непроглядной ночи
Вспламенённой кириллицей
В небе слово: молчи!
И девятая заповедь,
Что стучала в висках,
Смотровыми стигматами -
Сквозь решетчатый страх.
Не солгать и не
съерничать,
И не сбиться с пути.
Тишиною
покойницкой
Моя боль взаперти.
80-е годы
* * *
Не успеешь к
подушке склониться,
Как убийцам,их жертвой в оконце,
Возвращение Мастера снится
Возвращением Черного
солнца.
Перепутаны сны и ступени,
Черств твой хлеб,
негодующий Мастер,
И слеза иступленных молений
Подменяет оскомину счастья.
Только зеркало ночи разбито,
Сон уносят волшебные
спицы,
Катит Черное солнце к зениту
На
своей золотой колеснице.
80-е годы
* * *
Жить бы и
жить, да и неба не чаять.
Степень убогости нас отличает.
Нас различают трава и мосты.
Гости причалят, да
встретишь не ты.
Мы различимы лишь только на свет.
Только не тем, что в нас есть -
Чего нет.
80-е годы
* * *
Станет все золотым
перегноем,
Все пройдет, повторяясь не раз,
Но
в ковчеге премудрого Ноя
Средь тварья не отыщется нас.
И когда отволнуются воды,
Небеса станут снова
чисты,
Вновь на суше появятся всходы
И
цветы неземной красоты.
Но пока нам не явлена милость,
И страданья
утратили вкус,
Наш потоп - откровенная сырость,
И
ковчег изумительно пуст.
80-е годы
* * *
ВАРИАЦИЯ НА ТЕМУ
Голос охриплой, простуженной бабы,
Что-то
бормочет оглохший старик.
И выползают дремучие крабы,
Каменным лбом подперев материк.
Плоть человечья. Страшные речи.
Рваные тучи над
сушей плывут.
Трудно понять - то ли ночь, то ли вечер.
Смотрит и ждет обезумевший люд.
Что они видят? Куда обратили
Взгляды свои? И чего
они ждут?
Что друг от друга они утаили?
Что
они вспомнили? Или забыли?
Что они делают тут?
Кто обещал им обыденность рая?
Льстивый провидец?
Дурак?
Стынут тела. Тишина вековая.
Слышно
лишь - где-то проносятся с лаем
Стаи бродячих собак.
80-е годы
* * *
Дворы, переулки, дворы,
Осенняя пагода света,
Земля создана для поэта,
Земля создана для игры.
Бессонные чьи-то миры
Чугунных воронок бульваров,
Сиянье идет от коры,
И осень стоит словно кара.
И, если мы здесь навсегда,
Зачем волшебством и
наветом,
Кометой любви и стыда
В земное
врываемся гетто.
В серебряной звездной пыли
Мы чудом еще уцелели,
Смешные пророки Земли,
Игрушки Рождественской
ели.
80-е годы
* * *
Спеши. Уже поспело
время.
Поспели яблоки в саду.
И в яблоке
созрело семя,
Как дань удаче и труду.
Спеши.
Уже уходит лето,
И осень близится дождем.
А
там — метели, как же это?!
О как мы тех метелей
ждем.
О как в полуночных колодцах
Дрожит
полночная звезда -
Так в нас больное сердце бьётся
Недели, месяцы, года…
И мы теряем
понемногу
Судьбы единственную нить,
Теряем
всё. И слава Богу,
Что ничего не изменить.
1980
г.
* * *
БЛЕСТЯЩИЙ ТРИОЛЕТ
Нет, не для вас, ни для кого другого,
Не для
себя. И, даже, не для Вас.
Произнесу единственное слово
-
Нет, не для вас, ни для кого другого.
В
не наступивший, но грядущий час
Я к вам вернусь, я здесь
пребуду снова,
Нет, не для вас, ни для кого другого,
Не для себя. И, даже, не для Вас.
1980 г.
* * *
Я не сон и не дерево.
Позабудь мое имя.
Мне другое отмерено.
Не
тобой. И не ими.
В мою душу паломница,
Бесприютница в мире -
Твоя Муза, что взломщица
В моей тихой квартире.
Бесноватая ёрница
И
подручная совам
Моей полночью кормится -
Не
надышишься словом!
Словно ночью безлунною,
Погасив
мои свечи,
Заклинает безумная
Все слова
человечьи.
1981 г.
* * *
Страшно жить,
запирая двери,
И веками врастать в доверье,
Но
страшнее всего не верить,
Когда трижды пропел петух.
Когда знаешь, что был Растрелли,
Но не знаешь,
на самом деле,
Кто - Растрелли, а кто - расстрелян,
Что страшнее из этих двух.
Когда время ведет дознанье
На породу и на
призванье,
И, когда не поможет знанье,
Словно
высохшее перо.
И, когда вдруг подводит зренье,
Когда слово на подозреньи,
Когда ставишь свое
прозренье
На единственный знак - зеро.
1981
г.
* * *
Когда
осенних дней живительную влагу
Я стану пить взахлеб и
небо привечать,
Найди меня в толпе и укрепи отвагу,
И руку укрепи. И не позволь молчать.
О эта немота. И полдень нелюдимый,
И света
крутизна над сломленной строкой
Не узнаны еще, уже
необходимы,
Как памяти глаза, как старости покой.
Я и сама, порой, как осень, нелюдима,
Но лишь бы
знать, что есть еще живая речь,
Еще вода сладка и осень
пахнет дымом,
И есть кому листву оплакивать и жечь.
В преддверии зимы, а пуще - расставанья,
Я стану
холодней и резче на слова,
Пока во мне живет все то, что
без названья,
И мучает глаза летящая листва.
О этот листопад! Кошачьими глазами
Ловлю
полдневный свет на суженный зрачок.
Я и сама живу, как
полдень над часами,
Как раз и навсегда раскрученный
волчок.
1981 г.
* * *
Помолись за меня
сегодня,
Пусть не кончится это лето,
За мою
ненасытность полдня,
За мою ненасытность света.
За
терпенье мое и разум,
За все то, прожитое всуе,
За
все то, прожитое разом,
Как в падении. В поцелуе.
Укрепи этот гнев и волю.
Отврати этот взгляд
отчаянный.
Помолись за бесстыдство боли,
Что
бесстыдно, то - изначально.
Я не знаю иного света,
Я не знаю иного полдня...
На скрещеньи зимы и
лета
Помолись за меня сегодня.
1981 г.
"Я пью за разоренный дом"
А. Ахматова
Я пью за разоренный век,
За свой нелегкий
стыд.
За то, чтоб дожил Человек,
А город не
был срыт.
И в час, отравленный звездой,
Когда
он будет слеп,
Чтоб в суете своей нагой
Не
потерял свой след.
Я пью за разоренный век,
За
разоренный дом,
Непрочность быта и за тех,
Кто
жил когда-то в нем.
За пионерский их задор
Непорванных удил,
За весь невыметенный сор,
За тех, кто в доме жил.
Я пью! Да сможет Человек
Преодолеть черту.
Я пью за оскорбленный век,
За горький вкус во
рту.
1981 г.
* * *
Войдет - ни
вымысла, лишь тайна
Иного света на лице.
В
ней всё,до жеста,не случайно,
Как песнь, живущая в
певце.
Прийдет и станет у порога,
И лишь,
отбрасывая тень,
Молчит. Как будто вся - от Бога,
Как будто вся - покой и сень.
Молчит. Все знает. И приемлет
Всю боль,
отмеренную нам,
И глубиною сердца внемлет
Всем
человеческим мирам.
Как будто сходит за окрайны
Чего-то тайного. В
пыльце
Метельных звезд… О эти тайны!
С
улыбкой Будды на лице.
1981 г.
* * *
Что может
статься с этой погодой?
Легкие стансы. Долгие годы.
Крутится, вертится шар голубой.
Память несет
свои светлые воды…
Что происходит с тобой?
Дышится как? и смеется ли? плачется?
Дней
неосознанный смысл и сумятица.
Дышит в висок суета.
Ты уж, прости, не твое это горе,
Истина та, что
сегодня в фаворе -
Черная кошка. Черта.
И только милая сердцу случайность -
Взглядом - в
толпу, это вздрогнули пальцы
Где-то на клавишах черных,
оттуда!
Это - на миг. И не вымолить чуда!
Черные
клавиши. Белые сны.
Кем мы еще прощены?
1981
г.
* * *
Мне были все слова
наветом,
Чужая речь была - потёмки,
И,
разве, только речь поэта
Рождалась волей черной кромки.
То в горле комом, то ознобом
Вдруг приходило
пониманье…
Ночь разбухала птичьим зобом,
Ночь - на разрыв, ночь - на дознанье.
Казалось, все слова дышали.
Тянуло холодом
бодрящим,
И дни, как старцы, обещали:
Что
проживем, то и обрящем.
И в этой сутолоке полдней,
За полчаса до
первоцвета,
Скорее грудь мою наполни
Тревожным
голосом поэта.
1981 г.
* * *
Преодолеть
сюжет, как за подрамник
Струится свет со свежего холста,
Как ученик уходит, и наставник
Его не держит
волею перста.
И, разгадав за словом ту основу,
Вобравшую в себя полдневный свет -
Не повторить
себя, а значит снова
Преодолеть и время и сюжет.
…Остановиться на простом сюжете.
Как
виноград, хранить до срока сок.
Сюжет один: в песке
играют дети,
Растет трава и
сыплется песок.
1981 г.
* * *
Всё некогда. А
надо повториться
В каком-то дне, в другом каком-то веке.
В каком-нибудь жуке, а, может, птице,
А, может,
просто, снова в человеке.
Всё некогда. А это повторенье -
Вкус яблока,
дождя, стихотворенья!
Малинового сладкого варенья…
Вкус черного труда. Долготерпенья.
Всё некогда. Нас путает. Нас крутит.
Всё некогда
дойти до самой сути.
1982 г.
* * *
Быть может, тем
других губя,
Не знаем до сих пор,
Что мы
глядим в самих себя,
Когда глядим в упор.
И
если взгляд не отвести,
То будет поздно лгать,
Что
начала сирень цвести,
А ласточка летать.
И,
если есть та ложь в тебе,
Когда глядишь в упор,
Не
той заботой о себе
Мы жили до сих пор.
И
страшен исподлобья взгляд,
Когда молчат уста…
И нет пути в себя назад,
Когда душа пуста.
1982 г.
Л. Эпштейну
Я заведу иной порядок дня,
Где не спасет и
черная работа,
Все то, что не по правилам в меня
Вошло когда-то мелочной заботой.
Где мелкий разъедающий уют
Невыносим своей
подневной стражей;
Я стану жить иначе, как живут
Кривые сосны на балтийском пляже.
Что тянут ветви к свету и теплу,
Замыслив жизнь
как радость умиранья,
Где слезы превращаются в смолу,
И лишь поздней - в янтарь воспоминанья.
1982 г.
* * *
Вот и мой черед.
Вот
и мой рассвет.
Моё слово - лёд.
А что мёд,
то - бред.
Ты не верь. Трава
Зелена, как
встарь.
И сгорят дрова
В свой глухой
январь.
Мне слова не красть.
Моя песнь
нова.
А слова, что всласть,
Не мои слова.
А январь мой - кнут!
Всё моё во мне.
Дни
рожденья лгут.
А мои - вдвойне.
Когда год,
что день.
Как табак, горька
И моя сирень.
И моя строка.
И словарь мой - крик.
И
рассвет - слеза.
Вырви мне язык,
Если лгут
глаза.
1982 г.
* * *
Заполночь.
Движется гулкой стеною
Всё, что еще не случилось со
мною,
Март раскрутился волчком.
Заполночь.
Ранит своей желтизною
Лунное око и водит за мною
Желтым кошачьим зрачком.
Там - до полуночи. Здесь в полуночьи
Всё разделимо, привязано прочно…
Там -
голубое - до сна…
Здесь за полуночью,
мартовской ночью
Бесится ветром и душу морочит,
Зверствует, зреет весна.
Всё разделилось на две половины -
Жизнь до
полуночи, в полночь - крестины
В водах глубоких азов…
Вся неприкаянность долею львиной
Движется
заполночь жизнью совиной,
Взбухшею твердью основ.
Заполночь. Движется время химерой,
Время -
надежда, бессонница, вера…
Заполночь. Ночь - на
разлом.
Пахнет доверьем, как спичечной серой,
Сон
не доступен. Как высшая мера
Небо сочится в мой дом.
Заполночь. Жить три часа до рассвета
Жаждою дня,
воскресенья и света
В мартовском иге ветров.
Жертвою тайной до дрожи раздетой,
Лунной травой
осиянного лета
Самых обыденных снов.
Март
1982
* * *
Ночь растет,
накапливая сдвиги.
Звезды белой кровью налиты.
Уберите суетные книги.
Не дразните духа немоты.
Позабудьте голоса и речи.
Вспоминайте то, что
искони.
Тайнопись пророческих наречий.
Отзвуки
бессмысленной войны.
Разорвите все свои бумаги.
Воскресите труд черновика.
Грамота губительной
отваги.
Точками изрытая строка.
Как немного азбучного слога -
День без солнца,
темнота без сна,
Где бессильна плоская эклога,
Там
лишь нецензурщина честна.
Я сама для вас лишь форма
речи.
Препинанья слабая заминка.
Сны мои
тревожит и калечит
Медленная птица Метерлинка.
1983 г.
* * *
Сколько нас,
родных и неузнанных,
В этот час?
Всепечальных,
веселых узников,
Сколько нас?
До поры? До
черты? До речи?
До глубоких азов воды...
До судьбы. До державной встречи
Вдохновения и
беды.
1983 г.
* * *
Я помнила это
- пройдет без следа,
Как слухи, как слезы, как злая
вода,
Во имя и славу Господню,
Я помнила
это, как только могла,
Что время пройдет и растопится
мгла,
Что жизнь это длящийся полдень.
Я помнила это сквозь траур и медь,
Сквозь пепел и
память - куда не смотреть,
В тот день необъявленной
стужи…
Быть может, прийдется глазам онеметь,
Чтобы вмещать этот ужас.
80-е годы
* * *
Почитай мне Ахматову
вслух,
Чтоб слова обрели свою суть,
Чтобы
плоть переплавилась в дух,
И в термометрах сдвинулась
ртуть.
Пусть не станет вокруг ни души,
Когда зренье
откажет и слух,
Там, в далекой безмерной тиши,
Почитай мне Ахматову вслух.
Чтоб, ревнуя ее к высоте,
О любви не посмела
радеть,
Мне страшна та любовь в суете,
Что
несет после ревности смерть.
И я знаю, давно у двери
Черный стыд караулит
меня,
Хоть всей жизнью меня одари,
Но я
выйду к нему без огня.
Почитай мне Ахматову вслух.
В час еще безымянной
беды
Здравствуй, ночь,
здравствуй,
Творческий Дух,
Отразившийся в глади воды.
1983
г.
* * *
Так в свой срок не
дозрев,
Тяжелы виноградные гроздья.
Так
жилища сгорев,
Оставляют лишь ржавые гвозди.
Так
глядят нам в глаза
Не глаза - наши души с иконы.
Обвивает лоза
Всё, что в нас глубоко и исконно.
Наша память - трава,
Мы теряем наитье и зренье.
Наша сущность права,
Отводя от себя подозренье.
Так стреляют в упор,
Не щадя прирученного зверя.
Так - лавиною с гор…
Так не помнят, не
любят, не верят!..
Так художник, таясь,
Доверяет полотнам соблазны.
Так вселенская грязь -
Белым снегом -
молитвенным - навзничь,
Так горят небеса
На
исходе безумного века.
Так звучат голоса,
Обращая
во прах человека.
Так глядят зеркала
И тоскуют о преображеньи
Наших лиц, и зола
Помнит листьев осенних
сожженье.
Так слепые глаза
Темноту выверяют
снаружи,
И струится слеза
Самым страшным и
метким оружьем.
1981 г.
"Враг только враг - себе лишь на беду,
И потому мы за него в ответе."
А. Иванников
Праязыческой мести
Не желаю врагу.
Свои
лучшие песни
Для врага берегу.
Чтобы голос высокий
Указал не на меч,
А
на то, чтобы к срокам
Свои души сберечь.
Друг ли, враг ли заблудшие,
Мне ли брата стеречь?
Что могу – это лучшее:
Их в себе уберечь.
1983 г.
* * *
Тепло моих страниц
Убыть не сможет.
Кормлю весенних птиц
И
зимних тоже.
Синицу, журавля -
Мне всё
едино,
Весь мир - моя земля,
Кого отрину?
Кому закрою дверь?
Закрою ставни?
В
становище потерь
Кого оставлю?!
Зерно моих страниц
Истлеть не сможет,
Кормлю веселых птиц
И грустных тоже.
Вот
птица Гамаюн,
Вот птица Сирин -
Качают
жизнь мою,
Твою, Россия!
Вот птица Алконост
Свое пророчит,
Как милицейский пост
В
дежурной ночи.
Зола моих страниц
Легка, но всё же
Кормлю
опальных птиц
И мертвых - тоже!
Синицу,
журавля –
Нехитрой снедью.
И мне моя
Земля,
Как птица в небе.
1983 г.
* * *
Жен не любят. Жен
боготворят.
Ну, попробуй, стань со мною в ряд,
Сопрягись с глаголом и упряжкой,
На пол сбрось
чертовский свой наряд,
Золушка, богиня, замарашка,
Жен не любят, жен благодарят.
Длится вечный
свадебный обряд,
Где сердца друг другу сопряжённы.
Жен не выбирают. Жен творят.
Так художник
смотрит отчужденно.
Распрямится времени праща,
И к рассвету догорит
свеча,
И соблазн жестокий - оглянуться…
Ангел мой у правого плеча.
Жен не любят. С ними
остаются.
1984 г.
*
* *
Так под яблочный хруст
декабря,
Неусыпным размеренным ходом,
Может,
путь свой пройду я не зря,
Не кичась человеческим родом.
Не гордясь тем, что выпало мне
Говорить на
понятиях древних,
Преклоняюсь, тем паче, вдвойне
Перед азбукой трав и деревьев.
Перед этим умением жить
Корневой, всесвязующей
сутью.
Можно зверем при этом не быть,
Но на
нюх узнавать перепутье.
Повернуть, заклинанье шепча,
И чутье ни на миг не
обманет…
Как ладонь у судьбы горяча.
Как
огромна звериная память.
1984 г.
* * *
Мы тянемся к свету,
Мы
тянемся к свету,
Высокому полдню,
Бескрайнему
лету -
Министры, вахтеры,
Убийцы, поэты,
Лжецы, но никак
Недотянемся к свету.
Нам
хочется всем одного,
Но об этом,
К
несчастью, известно
Одним лишь поэтам.
1984
г.
* * *
Так
бывает во сне - вдруг навалится необратимость,
Ощущенье
судьбы и каких-то исконных начал,
Удушающий страх и
звериная неотвратимость,
Так двойник человека в утробе
вселенной кричал.
Нам, наверное, сны - в довершенье к затасканным знаньям,
Что не стоят любой человеческой зряшной беды.
Мы
- лишь звездная пыль на великих путях мирозданья
И
прообраз любви, отразившийся в глади воды.
1984 г.
* * *
"…рыбки уснули в пруду"
Этот март, эту снежную жуть
Не избыть в эту
ночь, не уснуть.
Здесь снега под деревьями спят -
Сотни маленьких белых котят.
Засыпай, будет утро
в снегу,
Засыпай, я твой сон берегу,
Спит
вареная рыба минтай,
Засыпай, засыпай, засыпай…
О дневном, неизбывном забудь,
Днем - свое, ночью
лучше уснуть,
Все пустое. Хранилище сна
Не
разграбит дуреха-весна.
Здесь качается тихо фонарь.
Засыпай, засыпай, засыпай…
Спит Иона во
чреве кита.
Суета, суета, суета…
1985
г.
* * *
Не дорасти до
смерти? Умереть?
С обидами, во лжи, в бумажных розах?!
Как будто бы с лица лицо стереть,
Не выносить в
себе метаморфозы?
Не превозмочь не быта - бытия,
Той вечности, что
в нас кричит и плачет?
И страх свернется, как в кольцо
змея,
И твой удел тем самым обозначит.
Но что же нас с бесстрашьем обручит,
Когда на нас
обрушится земное?
Ночь за окном мирволит и молчит,
И прячет день, как жребий за спиною.
1985 г.
