на главную


70-е |80-е (первая половина) | 80-е (вторая половина)| 90-е | 2000-е| все стихи

стихи 90-х




Полуночной Москвы горящей пентаграмма,
Вся навзничь, вся - навзрыд.
Зимы лампада гаснет, и реклама
Неоном дьявольским кадит.

Крошится свет, искря в зрачках, алея,
И мороки гуляют по Москве,
Всё ищут ключ сезама-мавзолея,
И иней всходит по траве.

Какая ты теперь, Москва, осилишь
Мытарств державных траурную медь?
Я в воздухе густом глотаю воск чистилищ,
Души не отогреть.

А снег с небес как белая рубаха
Поверх твоей звериной наготы…
Глядит в упор столица-росомаха,
Оскалившись, вздымается на ты.
1992 г.

*  *  *

Я так утомлена бессмысленной игрой,
Где потакать себе одно из общих правил,
Где потакать другим бывает смысл порой,
И то лишь, если мир безумен, как Державин.

В сокровищах души, где небо взаперти
Уже без всяких прав ютится боль живая,
И хочется, порой, с дистанции сойти,
Где небо над тобой, как рана ножевая.

В плену высоких дум и низменных страстей
Как жалок человек, посмешище вселенной,
Души не сохранить и не собрать костей,
И ни одна звезда монетой неразменна.

Я так утомлена. Словам нужны покой,
Зеленая весна и небе голубое,
Дай, Бог, мне не стоять с протянутой рукой
Юродивой Твоей и говорить с Тобою.
90-е годы

*  *  *

Покуда падает и жжет
Холодный камень хамской речи,
Я знаю, музыка не лжет,
Да только музыка далече.

Повсюду пристальность, разлад,
Не взять и не согреть синицу…
Но тот, кто выбрал наугад
Одну Евангелья страницу,

Пойдет, куда указан путь,
Никем до срока незамечен
Туда, где упадет на грудь
Похабный камень гулкой речи.
90-е годы

*  *  *

От минуты к минуте - старенье,
От мгновенья к мгновенью - замри.
Позади только гулкое пенье
И еще - январи, январи…

Непонятно мне жизни устройство
И земной, но нездешний уют,
Разъедает меня беспокойство,
А цветы всё цветут и цветут.

Мы обещаны тихой травою,
Мы навеяны музыкой грёз,
Только небо у нас за спиною,
Только небо над нами - всерьез.

На земле все родное до боли,
И привычен нам век-неолит.
Только всё здесь запутано, что ли,
И душа почему-то болит.
90-е годы

*  *  *

Вины не схоронить,
Не искупить словами,
И даже не успеть
Уже сойти с ума,
Уже идут Суды,
Уже идут за нами,
Уже у нас в крови
Египетская тьма.

Уже мистерий яд
По городам и весям,
За вековой свой блуд
Мы платим по счетам,
И только птичий крик
В бесплотном поднебесье
О чем-то о другом
Напоминает нам.
90-е годы

*  *  *

Не бойся слова-воробья,
Москва-малютка спит покойно
В покойницкой преддекабря,
Где сторож мается запойно,
До безразличия легко.
Уж если выпала дорога
Иди, проснувшись под рукой
Уже разгневанного Бога.
И если сможешь, повтори
На воробьином просторечьи
То слово, что живет внутри,
В тебе чужом замоскворечьи.
90-е годы

*  *  *

Боюсь стихов пророческих сбыванье,
И потому затеплила свечу.
Храни нас, Бог, даруя нам незнанье,
Я знаю всё и потому молчу.
90-е годы

*  *  *

Разве с миром меня рассорит
Этот вечный в душе разор,
Когда столько на свете горя,
И на сердце велик позор.

Кто уйдет в поэты, кто в стражи,
И в руинах не мне царить.
Разве кто-то меня обяжет
Мертвым голосом говорить.
90-е годы

*  *  *

Читать вполголоса стихи
И отрешенно и бесстрастно,
Но, если и в слепые мхи
Ронять слова небезопасно,

То как, скажите, оберечь
Себя от купли и огляда…
Когда покоем дышит речь,
Но говорить уже не надо.
90-е годы

*  *  *

На улице лето,
А в комнате холод и сырость.
Неужто мне это
Сегодня как данность открылось.

На улице лето, как Лета,
Течет мимо окон,
И солнца монета
Блестит сквозь невымытость стекол.

На улице лето,
И небо ложится на кровлю,
Неужто всё это
Зовется дословно любовью.

На улице лето.
Быть может, вернется звучанье
Хотя бы за это
Достойное горя молчанье.

Не слышу ответа.
Ни звука не слышу за словом.
На улице лето.
И это уже безусловно.
90-е годы

*  *  *

Подымайся каменное горе,
Подопри собою небеса,
Вот уже я вижу в темном море
Плащаницы белой паруса.

Но не будет больше в мире чуда,
Потому что чудо из чудес -
Ради чуда закланный Иуда,
Принявший проклятья вечный крест.
90-е годы

*  *  *

Цена размером в жизнь
Едва ли нас научит
Чему-нибудь еще,
Чем изощрённей лгать.
А дерево цветет,
Осознанностью мучит,
И стыдно и смешно
Стихи свои слагать.

Во времени пустом
Стихи звучат, как дети,
Как приговор двора,
Как заговор в глуши,
Как заговор, как сны,
Попавшиеся в сети,
Как бред, как криминал,
Как тишина души.

О чем еще солгать?
Приспать какую муку?
Куда еще сбежать?
За мороками вслед?
Волшебные стихи
Бывают и от скуки.
И от большой тоски
Звучит священный бред.
90-е годы

*  *  *

Когда бы мне не стоило идти
Пути не разбирая - мимо, мимо
Стоящей мертвой правды на пути,
Где догоняет ложь неумолимо,
Я загнала бы боль в закут души,
Не позволяя ей сочиться к свету,
Как эта жизнь в провинции, в глуши,
Усталых душ естественное гетто.

Но, что лежит за гранью естества
Горячей лжи и холода покоя,
Где не мертва осенняя листва,
Где каждый вздох чего-нибудь да стоит.
Неужто правда стоит этой лжи.
Неужто ложь у истины в фаворе,
Чтоб дни неслись в неразличимом хоре,
Как в проймах света черные стрижи.

…А там, а там - осенняя печаль,
Там красота сама себя страшится
И красоту приносит на алтарь…

И под рукой вселенная крошится.
90-е годы

*  *  *

Оглушённость осеннего дня,
Это август уже на исходе,
Всё спокойно, всё тихо в природе
И светло, как в душе у меня.

Амнезия? Притворство? Броня?
Лист летит словно злая шутиха.
Мне светло. Мне спокойно. Мне тихо.
Всё едино в душе у меня.
90-е годы

*  *  *

Белые в ободе
Лица холодных зеркал,
Срок заоконного
Белого холода
Начат, настал.
Я и не думала,
Я и не верила
В холод такой,
Что его можно,
Как льдистое дерево,
Тронуть рукой.
Мне ни к чему
Эти лебеди вьюжные,
Блеск хрусталя,
Эти заклятые
Реки жемчужные,
Эта земля,
Эта тоскливая
Оторопь белая,
Белый алтарь…
Я - не хочу.
Не такая я смелая,
Мой государь.
Дай пережить мне
Глубокие мороки
Белого сна…

Черным, вороньим,
Обыденным порохом,
Это - весна.
90-е годы

*  *  *

Мы в этот мир погружены,
Как камни в ледяную воду,
И навсегда обречены
Искать нам данную свободу.

Своей свободы мы бежим
В когтях своей безумной речи,
И лжи прекрасные ужи
Сплелися с правдой человечьей.

Бессонным травам не перечь,
Среди камней живи и внемли,
И слушай как крепчает речь,
По горло вросши в эту землю.
90-е годы

*  *  *

Что же ты меня так горько любишь
Нищенская, радостная медь,
Роскошью сентябрьских прелюдий
Все равно души не отогреть.

Мимо храмов, арок, мимо скверов
Я пройду, что кану без следа,
Так ведут неверие и вера
В Белый Рим, минуя города.

Обойду осеннюю истому,
Вороша горячую золу…
Не стели мне, век, свою солому -
Злую, зачарованную мглу.
90-е годы

*  *  *

                                     "Здесь так светло. Не слышен псиный лай,
                                           и колокольный звон совсем не слышен".
                                                                                        И. Бродский

Стрекозы носятся, и ласточки стригут
Купоны воздуха. Им всё легко до боли.
Земному полдню свойственен уют,
Прекрасно все, до буквы на заборе.

Бояться нечего, все вечно и легко,
Здесь солнце так бесстыдно своевольно,
Что выкипает неба молоко,
Здесь так светло, что ничего не больно.

Прекрасно всё! Здесь нечего терять,
Здесь ничего тебя не различает,
Позволь же этим ласточкам нырять
В ту синеву, где их сам Бог встречает.

Тьмы истин нам всего дороже та,
Которая ничем уж не поможет,
Страшна и гениальна простота
Всего вокруг, что истины дороже.
1998 г.

*  *  *

Ничего здесь не поможет,
Всё убийца-красота,
Жизнь - шагреневая кожа;
Как рогожа, смерть проста.

Это осень. Это - Осень.
Беспощадность красоты.
И зачем мы в дом приносим
Эти мёртвые цветы.

Что голодные восторги
Этой муки неземной,
Все равно она, как в морге.
Станет куклой заводной.

В золотых своих одеждах,
Сколько слов ни изводи,
Даже нищенка-надежда
Остается позади.

Увяданья запах праздный,
Мертвых ос холодный взгляд,
Стиль здорового сарказма
Не смотреть уже назад.
1998 г.

*  *  *

Не сводить ни начал, ни концов,
Отменяется всё, извините,
Хороните своих мертвецов
И себя заодно хороните.

Оглашается список имен,
Кличь-не кличь - не докличешься многих…
Снег да снег целый век на перрон.
Тот блажен, кто отсюда в дороге.
1998 г.

*  *  *

Моим стихам как будто все равно
Прочтет ли их хоть кто-нибудь когда-то,
Как видно, им судьбою суждено
Пройти сквозь век, не зная адресата.

Но, может быть, им выпадет пристать
К тем берегам, где ласточки гнездятся,
Где будет ветер их всю ночь листать,
И, где стихам стихи другие снятся.
1998 г.

*  *  *

Не надейся на память свою.
Запиши, что потом не упомнить.
Я уже словно ветер пою
Средь пустынных пространственных комнат.

Я уже говорю о судьбе
Как о чем-то забытом вначале,
О других, о тебе, о себе
Без имен, что когда-то звучали.

Я уже говорю о стране
Как забытом продольном пространстве,
И плебей умирает во мне
Бесполезным клочком постоянства.

Я уже не пытаюсь сберечь
Ничего в этом гибельном месте,
Но еще продолжается речь
В интонации, звуке и жесте.

Я еще говорю, говорю,
Я ищу что-то в памяти хрупкой,
И уже бессловесно парю,
Как во сне, над земной мясорубкой.
1999 г.

*  *  *

Когда Лот выходил из Содома…
Но неужто и я оглянусь,
Когда выйду однажды их дома
И уже никогда не вернусь.

Из пространства вины и разлада,
Где в войне, мне не ведомо чьей,
Почитатели трупного яда
От своих захлебнутся речей.

И, когда уже длинной дорогой
Я себя успокою в пути...
Только памяти этой не трогай,
Мне и так от нее не уйти.

Оглянуться не дай мне, о Боже,
В соляную державу основ,
Неужели всю память изгложет
Маета ностальгических снов,

Обойди меня этим соблазном
Оглянуться на землю в снегу…
Я могу еще много о разном,
Но об этом уже не могу.
1999 г.

*  *  *

Уехать бы куда-нибудь, удрать
От корневой, кирзовой канители.
В России уезжать, что умирать,
В России жить, что без креста на теле.

Здесь всё, как прежде. И не важен век.
Всё та же западня, и так же больно.
Тоска, томленье, бездорожье, снег…
Здесь так темно, что умному довольно.

Всё та же правда - ложь. И взаперти
Здесь пустота неверьем обрастает,
И осознать себя, что перейти
В ту вечность, где снега уже не тают.

Совпасть с собой, замкнуть свои уста,
И вдруг понять, что ты, на самом деле,
Всегда один - с крестом и без креста.
Совсем один в своем бессмертном теле.
1999 г.

*  *  *

Пространство вымысла полно,
Рванувшись к призрачной свободе,
Здесь деревянно и темно,
Река водой своей изводит…
И город призрачный в реке.
Смотрю на этот мир наждачный,
Пишу, глотая дым табачный,
Уже на мертвом языке.
1999 г.

*  *  *

Мне казалось, я была готова
Перестать тревожить тишину,
Что, однажды сказанное слово,
Захочу вернуть и не верну.

Не подвластна суетной морали,
Хладнокровно путая слова,
Чтоб они друг друга не узнали,
Как не узнает себя трава,

Я во мгле высвечивала слово,
Я его искала как иглу.
Мне казалось, я была готова
Возвратиться к дому и теплу,

Что никто не тронет этих высей,
Где легко лишь дышится словам,
Там, где разреженный воздух мыслей
Ничего не делит пополам.

Но возврата нет. Меня не греет
Ничего. Здесь каждый одинок,
Где прозрачна тьма, и дух Борея
Носится как демон между строк.
1999 г.

*  *  * Л. Г.

Был зимний светлый день
Святого Рождества,
струилась канитель
по уголкам сознанья,
и я в который раз
на грани волшебства
качалась, словно шар
на ветке мирозданья.
И вновь спасалась я
как будто из огня,
и доверяла снам,
как уличной собаке,
и кто-то обрушал
сокровища в меня,
и зажигал звезду
в уже привычном мраке.

Был зимний светлый день
седьмого января,
день плавился в снегу
от собственного света,
и наступила ночь,
бросая якоря
на дно земного сна,
где затерялось лето.
А там, на самом дне
сирень была в цвету,
а здесь спускался снег,
по лестницам хрустальным.
Была прозрачна ночь,
как леденец во рту,
и было бы грешно
быть и не быть печальным.
1999 г.

*  *  *

Беспросветные белые дали,
Беспросветная белая даль.
Это отсвет великой печали
Там, где станет великой печаль.
Там слова будут падать, как птицы,
И снега будут всюду гореть
Полотном неземной багряницы, -
Никогда бы туда не смотреть.
Мне не жаль никого в этой битве,
Все сведется к основам основ…
Дай восстать мне хотя бы в молитве,
Дай воскреснуть от собственных слов.
1999 г.

*  *  *

МУЗЕ
У невидимой страшной черты
Есть цветы ядовитее жала…
Здесь рука неземной красоты
Свои тонкие пальцы разжала.

Неподвластная муке земной,
Пред тобой мы как дети стихали,
Преврати этот свет в перегной,
Чтоб пророс он живыми стихами.

Чтобы трижды филолог и хам
По невежеству или от скуки
Не примерили к этим стихам
Свои куцые мысли и руки.

Когда будем уже за чертой,
Где поэт должен только Харону,
Чтоб не тронул никто запятой,
Чтоб ни точки единой не тронул.
1999 г.

*  *  *

Невозможный мой снег,
Как сирень невозможна в цвету.
Как немыслим побег
От движения губ за черту.
Только будь начеку,
Не сорвись, не уйди в параллель,
Будь подобен стрелку,
А иначе - умолкнет свирель.
Невозможный мой сон,
Мой волшебный, я знаю кто ты -
Снег глубоких времен
Опускается ниц с высоты.
1999 г.

*  *  *

Ночные ступени.
Следы на песке.
Прозрачные тени
Снуют по реке.

Стекается зренье
В ночной окаем,
И шёпот растенья
О чем-то своем.

Не заперты двери
В бессонную ночь,
Но лучше доверьем
Себя не морочь.

Закрой свои уши,
Ночь вырвет глаза,
Не слушай, не слушай,
Что шепчет лоза.

Распахнуты двери,
Грядёт листопад,
Сметая империй
Зловонный распад.

Пади на колени,
Смотри и молчи,
Как гаснут ступени
В рассветной ночи.
1999 г.
к началу

70-е | 80-е (первая половина) | 80-е (вторая половина) | 90-е | 2000-е | все стихи
Hosted by uCoz